«То, чего Путин боится, то с ним, скорее всего, и произойдет». Интервью с Александром Бауновым

Почему «корейский вариант» завершения войны – самый вероятный; что общего между Путиным и Салазаром; почему «новые правые» по всему миру – это не конец света; и чем – скорее всего – закончится нынешний российский режим. Разговор с политологом и публицистом, автором книги «Конец режима», старшим научным сотрудником Центра Карнеги Александром Бауновым. Беседу ведет главный редактор OstWest Мария Макеева.

Кажется, что все дороги сейчас ведут в Берлин. Как я понимаю, вы вслед за Московским центром Карнеги, собираетесь перебраться в Берлин и жить здесь с нами. 

Что-то в этом роде должно произойти. Просто юридически это будет выглядеть иначе. Московский центр Карнеги закрыт, и пути назад нет. Центр в Берлине – новое образование. Он называется Центром по изучению России и Евразии, но он физически находится в Берлине. Он не будет заниматься Германией, в лучшем случае – отношениями Германии с этим пространством, которому никто не придумал лучшего названия, чем Евразия. Хотя все это очень противоречиво и стоит только поделить Европу на Северную, Западную, Центральную и Восточную, как тут же начинаются невероятные битвы вокруг этих условных линий. Тем не менее, в Соединенных Штатах, в стране, которая очень хорошо относится к Восточной и Центральной Европе, к странам постсоветского пространства, нет иного термина в коридорах власти, кроме как Евразия. 

Я хотела бы немного поговорить об бестселлере «Конец режима». Эта книга стала совершенным бестселлером в России. Это вас не удивляет? Поскольку, если говорить телевизионными аналогиями, передача «Международная панорама» всегда будет последней в рейтингах, потому что людей больше интересует то, что происходит непосредственно рядом с ними, какие бы аналогии при этом ни проводились. Как вы считаете, почему книга о режиме Франко в Испании, Салазара – в Португалии, и черных полковников – в Греции вдруг настолько заинтересовала российского читателя? 

Российский читатель почувствовал сходство.

Безусловно, да.  

Во-первых, я не соглашусь по поводу «Международной панорамы». Если ты живешь среди американцев и европейцев и видишь, что выборы решают вопросы внутренней и внешней политики, то к ним прикованы все глаза. Люди хотят внутреннего больше, чем внешнего. Советский человек был устроен иначе: он жил за железным занавесом, и внешний мир его живо интересовал. Честно говоря, ему хотелось вообще удостовериться, что этот мир существует. И поэтому «Международная панорама» была окном в мир, свидетельством о том, что мы не одни в этом космосе, в этой Вселенной. Потому что советский человек чувствовал себя жителем маленькой коммунистической планеты, которая в одиночестве вращается в этой странной вселенной.

К тому же застой – я подросток эпохи застоя – ощущался как физическая тоска